Письмо Саввы Морозова

"Здравствуй, дорогой друг!
С юности мы не виделись с тобой, но хорошо помню нашу душевную связь и взаимопонимание при трудных моментах. Хоть не в моих теперешних правилах писать долгие письма, но душа разрывается на части. Хочу с тобой поделиться своими мучениями, знаю, что ты поймешь и не посмеешься надо мной.
Ты, наверное, помнишь, как все хорошо складывалось у меня в Никольской мануфактуре, оставшейся в порядке от матушки. Я продолжил ее дело, став техническим директором, завез из Англии новые станки. Потом и электростанцию соорудил, прикупил химических заводиков, лесных угодий. Тогда думал лишь о приумножении капитала семьи, о технических разных штучках. Хотелось все оборудовать по-новому, чтоб мои рабочие жили и трудились с радостью в сердце.
Матушка мной была очень довольна, но присматривала за мной, чтоб из расчета не выходил.
Она и согласие дала на мой брак с Зинаидой Григорьевной, не смотря на ее прошлое с племянником моим Сергеем. Но Сергей ей никогда не нравился своей разгульностью и отсутствием долга перед семьей. А тут я со своей увлеченностью Зиночкой. Казалось, что встретил ту единственную, которую каждый ждет. Ведь какая стать: высокая, броская, большие глаза, шикарные волосы, истинная русская купчиха.
Прожили мы с Зиночкой в любви и согласии больше десяти лет. Но чувства, не так и глубокие, постепенно остыли.
Настоящий гром меня поразил позже, и связано это с моей вечной увлеченностью театром. Это была любовь с первого взгляда, даже не просто любовь, страсть. Первый раз познакомился с Марией Федоровной, когда их театр испытывал острую нужду. Ко мне обратились за материальной помощью, после отказа в ней родни московского фабриканта господина Алексеева, которого в театре все знали как Станиславского. Мария Федоровна была замужем за действительным статским советником Желябужским, в их доме собирался свет Москвы. Меня пригласили на любительский спектакль, в котором они участвовали с мужем.
Стоило только взглянуть ей в глаза, а потом и поговорить с ней, и во мне все перевернулось. Муж намного старше, и она явно им не увлечена. Исключительно умная и порядочная женщина, она не оставила в моем сердце и мыслях места никому другому.
С того момента как будто потерял власть над собой. Мне все мои миллионы хотелось предложить ей на создание ее мечты - Художественного театра. Я нашел удобное здание в Камергерском переулке, целые дни проводил на его строительстве.
О, мой друг, как я в ней ошибался, не замечая, что она относится к моим жертвам с легким смешком! Ее окружали актеры, политические и всякий околотеатральный люд, и им она всегда была более рада, чем мне. А уж когда около нее появился революционный господин с псевдонимом Горький, высокий, худой, плохо воспитанный человек, и вовсе перестала меня замечать. Я, все еще желая встреч с ней, был смешон. Мария Горького считала гением, а от меня им нужны были только деньги, которые все время выпрашивали. В довершение ко всему, г. Немирович выжил меня из правления Художественного театра, которому я столько отдал.
Семья все это время страдала, но матушка настояла на моем отъезде во Францию, просто для моего спасения от этого кошмара.
И вот я здесь, и ни о чем, кроме нее, моей Марии, думать не могу.
Это тупик...
P.S. Ответа от тебя, милый друг, даже не жду. Просто надо было кому-то душу излить. В Россию и тянет, и не вернусь. Не нужен ей..."

Савва Морозов покончил с собой 13 мая 1905 года в одном из самых дорогих отелей в Каннской Ривьере. Гроб с телом был переправлен в Россию, где покойника объявили сумасшедшим, чтобы иметь возможность похоронить самоубийцу в освященной земле.
Еще в России Морозов застраховал свою жизнь на сто тысяч рублей, и полис отдал Марии Федоровне. Шестьдесят тысяч она пустила на нужды партии, а остальные покрыли ее долги. Они вместе с Горьким уехали в Америку, потом жили на Капри. Женщина, ставшая проклятьем Саввы Морозова, превратилась в тень писателя Горького.