Ференц Лист и пророчество цыганки

Однажды, у десятилетнего Ференца Листа произошла важная встреча, которая его тогда очень испугала. Но потом на много лет он забыл о ней, и вспомнил, только находясь на смертном одре.
В тот день, рискуя быть наказанным, он стащил из кухни кусок грудинки, головку сыра и каравай свежего хлеба для старой слепой цыганки. Ему просто стало жалко пожилую бедно одетую женщину, у которой явно давно не было и крошки во рту. Но она заговорила с ним так загадочно и страшно, что малыш, едва дослушав ее, бегом побежал к родителям спасаться. Старуха сказала, что он обязательно станет успешным и знаменитым. И это ему понравилось. Но слова, что ему никак нельзя расставаться с любимыми людьми, если он не хочет умереть в одиночестве, мальчик истолковал буквально. Подумал, что обидел чем-то родителей и теперь умрет. Проплакав от жалости к себе весь вечер, он рассказал о встрече отцу. Но тот устал, очень хотел спать, слушал вполуха, и сказал маленькому Ференцу, что ему некогда заниматься глупостями, завтра рано вставать. Отец служил управляющим у венгерского барона Эстерхази.
Всю ночь мальчик не мог заснуть, бродил по огромному дому, пока не забрел в комнату с любимым роялем хозяина. Тогда произошла его первая встреча с инструментом, принесшим потом и успех, и знаменитость. Звуки, которые издавал рояль, маленького Листа просто заворожили своей грустью, созвучной с его настроением. Уже с первого раза мальчик придумал и запомнил небольшую нежную мелодию. А утром хозяину она очень понравилась. Барон даже предложил найти Ференцу учителя. Всего за несколько месяцев Лист так освоил технику игры, что уже с успехом выступал перед гостями, собиравшимися в доме Эстерхази.
Успехи маленького музыканта были столь очевидны, что вскоре хозяин позвал его отца и, дав ему изрядную сумму денег, отослал в Вену на четыре года для обучения сына музыке. Вена была музыкальной столицей Европы, и для юного Ференца стало большой честью такое решение барона. Он с огромным старанием и прилежностью занимался у великих мастеров Черни и Сальери. По окончании курса преподаватели дали Листу хорошие рекомендации для поступления в Парижскую консерваторию. Однако деньги имеют свойство кончаться. И на оплату за обучение в консерватории их не хватило. Тогда Ференц стал зарабатывать уроками музыки и продолжал упорно заниматься самостоятельно.
У одного из профессоров Парижской консерватории он и познакомился с первой любовью своей жизни сероглазой Каролиной де Сен-Крик. В отличие от Листа, девушка совершенно не хотела заниматься музыкой. Ее мечтой было стать свободной художницей. Однажды из протеста против долгих занятий и для хотя бы временного освобождения, она изрезала себе подушечки пальцев острой бритвой. В то время Ференц настолько был в нее влюблен, что незамедлительно в поддержку последовал ее примеру. Рояль на целый месяц был забыт, и влюбленные могли днями бродить по городским кафе. Но у Ференца были обязанности – он брал частные уроки у мастеров и для этого давал ученикам много уроков. Каролина предложила ему помочь с учениками, для этого став надолго отлучаться из дома. Это было замечено ее отцом, и он предложил пригласить в гости молодого ухажера. Увидев бедный сюртук, стоптанные башмаки и особенно узнав о происхождении юного венгра, месье де Сен-Крик решил не медлить. Дочь в один день была отослана ухаживать в Лондон за больной тетушкой.
Листа так потрясло это известие, что он напился до беспамятства и решил покончить с собой. Лежа в кровати и уже видя мысленно свои некрологи в газетах, молодой человек на время забылся сном. Однако проснувшись, решил, что самоубийство это страшный грех, лучше ему уйти в монастырь.
Так он и лежал в кровати с распятием и томиком Евангелия, когда сквозь дурман заметил женщину, склонившуюся над ним.
-Кто Вы, черт возьми, и что Вам от меня нужно? - возмущенно выкрикнул Ференц, схватив халат.
-Графиня Мари де Агу, - представилась посетительница.- Я Ваша давняя поклонница, и мы даже были представлены. Но, очевидно, Вы запамятовали. Молодости свойственна забывчивость. Давайте познакомимся еще раз. Обычно я не знакомлюсь в кровати, но для Вас могу сделать исключение.
Лист весь жил воспоминаниями о семнадцатилетней прекрасной Каролине. Этой же женщине было уже лет тридцать, и она показалась молодому музыканту просто распущенной старухой.
Но Мари была настойчива, заботлива, ловила каждое его слово и взгляд. Оказывается, она приехала специально помочь ему, узнав о его бедственном положении. Кроме того, была восхищена его талантом и богата. Ференц даже не заметил, как оказался целиком во власти этой мягкой силы.
Дальше все завертелось вихрем: переезд в огромные апартаменты на берег Сены, один из лучших экипажей, модная одежда, светская жизнь. Тоска по Каролине стала не столь острой. А Мари старалась, как могла – водила его на приемы, знакомила с нужными людьми, учила быть галантным кавалером.
Из благодарности Ференц даже предложил Мари выйти за него замуж. Но она оказалась уже замужем, хотя мужа и ненавидела, и у нее даже были дети. Только через пять лет Мари ушла от нелюбимого мужа, и они с Листом переехали в Швейцарию, где открыто зажили семейной жизнью. Подарив ему двух дочерей и сына, Мари подурнела, располнела, так как светской жизни там не было, ей было скучно. Ференца в их доме все теперь раздражало. Хуже всего, что музыка, написанная им в это время, была никуда не годной. Между ними стычки и вспышки ярости возникали все чаще. В итоге Лист опять стал топить горе в вине. Но Мари в этой ситуации повела себя правильно: не стала цепляться за нелюбящего ее молодого мужчину, отпустила его.
Ференц переехал в Италию, стал проводить за роялем по десять часов каждый день. Опять в его жизни возникли гастроли, страны, города, аншлаги – огромный успех.

В 1847 году он был на гастролях в Киеве. После выступления Листу доложили, что с ним хочет увидеться знатная дама. «Очередная экзальтированная поклонница, - подумал он. – Опять начнет причитать, только время потеряю. Как они раздражают!» Но убегая к черному ходу, Ференц нечаянно столкнулся с какой-то женщиной. Он вежливо извинился, но она задержала его.
- Это я хотела встретиться с Вами. Меня зовут Каролина Виттенштейн. Приглашаю Вас на ужин в мой дом.
Каролина! Это знак свыше! Вторую Каролину я не могу упустить. Ему показалось, что это его судьба. И, действительно, их многое связывало – общие интересы, огромная любовь к музыке. Казалось, они были знакомы всю жизнь.
- Надеюсь, Вы завтра будете на моем концерте? - спросил он с надеждой.
- Я уезжаю в Петербург. Мой муж состоит на службе у Императора и просит вернуться домой.
В купе поезда, следовавшего до Петербурга, она нашла корзинку яблок, шоколадное печенье, бутылку французского шампанского и огромную охапку роз. Сзади Каролину кто-то обнял за плечи.
-Вы сошли с ума.
-Вовсе нет, дорогая, я влюбился, - прошептал Ференц.
Гастроли в России давно окончились, а Лист все не спешил уезжать. Каролина обещала попросить у мужа развода и приехать к нему через месяц. Княгиня сдержала слово, приехав в Германию, но с плохими известиями. Муж ее наотрез отказался дать развод. Каролина рыдала на плече у Ференца, а он твердо решил добиться для нее развода, хоть у Папы Римского.
Они были вместе, это главное. Жили в Веймаре, в достатке, в известности. Ференц был необычайно плодовит все это время. Им были написаны самые знаменитые произведения числом более тысячи трехсот. Не хватало одного – официального брака. Для княгини это было важно.
Но дорога в Ватикан была долгой. Тринадцать лет Лист ждал аудиенции у Папы Римского.
За это время многое произошло. В Париже от чахотки скончался его двадцатилетний сын. За несколько часов до похорон Лист написал оду «Мертвые», которую посвятил сыну и завещал исполнить и после своей кончины. Через три года вслед за сыном умерла внезапно и его старшая дочь. Все это потрясло Ференца.
Он просил у Папы Римского не только развода для Каролины, но и себе покаяния, и отпущения грехов. Ведь он пережил собственных детей! Но ему было отказано во всем.
Папа не простил композитору «греховной» жизни с замужней женщиной. А Каролина, устав от ожидания и мук совести, решила уехать из Рима сразу в Россию. Вместе с собой княгиня увезла душу великого композитора. Ференц терял уже вторую свою самую главную любовь.
В 1865 году Лист вступил во францисканский Орден терциариев, передав в него почти все свои сбережения. И только через четырнадцать лет жизни отшельника недалеко от Рима, а аббатстве, ему было присвоено звание почетного каноника с правом носить сутану.
Через еще два года Ференц вернулся в Германию. Но его никто из старых знакомых не узнавал. Это был худой седой старик с потухшим взором. На все это время музыка была заброшена, и пальцы уже не слушались.
В возрасте восьмидесяти пяти лет Ференц Лист лежал в постели и вспоминал слова цыганки. Тогда, будучи ребенком, он ее больше испугался, чем понял. А теперь смысл ее пророчества стал ясен. Ференц потерял всех, кто любил его, и теперь умирает в одиночестве. Впрочем, доктора явных болезней не находили. Но старый музыкант точно знал, что это его последние дни.
Служанка принесла ему горячий чай. Он что-то шептал. Она наклонилась к его губам и услышала:
- Не оставляй меня, не уходи. Я боюсь умирать в одиночестве.

Большая любовь Изабель Аджани

«Почему мне всегда удавались трагические роли? Наверное, я никогда себя по-настоящему счастливой просто не ощущала. В общем, на сцене мы играем самих себя. Главную часть себя…»
Молодая красивая брюнетка сидела в темно-лиловом шелковом пеньюаре на полу, на ковре одного из лондонских отелей, и опять готова была расплакаться. Наблюдай сейчас за этой сценой хоть сколько-нибудь мужчин, все они, без сомнения, оценили бы ее незаурядную внешность. Казалось бы, любой окажется у ее ног, только пожелай. Но она никогда никого к себе не подпускала слишком близко.
Был гражданский брак с известным режиссером, сын школьник. Но это относилось просто к жизненной программе, или обязанности, что ли. Душевной близости с ними обоими не было, так – привычка.
«Сегодня премьера фильма, банкет. Надо одеваться. Опять будет эта куча поклонников и журналистов. Лишь бы слишком близко не подходили.»
Изабель Аджани с детства боялась толпы. Ей, дочери алжирских эмигрантов, которых однажды избили, обступив со всех сторон, на ее глазах, этой сцены не забыть. Тогда и появилась привычка выставлять руку немного вперед, защищаясь от невидимых врагов.
Но на премьере фильма «Камиль Клодель», получившего впоследствии четыре «Сезара», толпа собралась, и у Изабель от ее агрессивной радости уже начался дискомфорт. Как вдруг она заметила высокого молодого человека, явно направлявшегося к ней сквозь всех. Одет он был совсем не празднично и вел себя тоже довольно агрессивно. Но его пронзительный взгляд как-то заворожил уже испугавшуюся актрису, и даже успокоил. Поравнявшись с ней, и сунув ей в руки томик стихов, он неожиданно властно сказал:
- Завтра мы встретимся, и Вы скажете, какое стихотворение Вам понравилось больше всего.
В Сохо. В баре с красной дверью. Ровно в восемь.
«Кто его пустил на просмотр в таком наряде? Как он смеет мне приказывать?»
В книге Изабель нашла посвящение. «Почему все твои героини умирают от любви? Ты веришь в такую любовь? Помоги поверить и мне. Актер Дэниель Дэй-Льюис.»

Стихи были его отца, известного английского поэта. Всю ночь Изабель читала, вспоминала, сомневалась, стоит ли тратить последний день в Лондоне на эту сомнительную встречу. И все же она пошла. И не заметила довольно циничного взгляда, которым он ее окинул при встрече, говорившим, что он уже победил. А когда пошел пространственный рассказ о несчастном детстве, о борьбе за любовь отца, о его болезни, и как мальчика отдали в интернат, Изабель уже стало его жалко. Ей вспомнилось свое не очень удачное детство. И показалось, что, наконец, она встретила родную душу. Дэниель все рассказывал про карцер в интернате, про смерть отца, которому он так и не доказал своей любви. Потом мальчик решил сбежать из интерната и переборщил с таблетками так, что его еле спасли. В заключение своего рассказа, он объявил, что любить больше не умеет и в любовь не верит.
Вот эти слова были главными, и именно на них надо было обратить внимание, как потом она поймет.
А Дэниель решил, что эта трагическая актриса, как и он не знает и не хочет знать тепла семейного очага. Наконец он встретил такую же раненую душу.
-Не уезжай. Останься со мной навсегда,- очень тихо сказал он.
И она осталась, бросив сына, друзей, работу, весь Париж. Осталась на шесть лет, полностью изменив свою жизнь. Она практически не выходила из квартиры, не отвечала на звонки.
Когда старый знакомый случайно встретил ее на улице, он ее не узнал. У Изабель появился румянец, и она вся светилась от счастья. Наконец были сняты темные одежды. Она сказала, что не собирается возвращаться в Париж. А на вопрос:
-Что Вы здесь делаете?
-Люблю, - ответила она.
Это были самые счастливые и безмятежные годы в ее жизни. Но их счастью суждено было разрушиться. Тем более что Дэниель расценивал совместную жизнь несколько иначе.
Изабель случайно прочитала его недавнее интервью, где он рассказывал, что по-прежнему не верит в любовь. И подруга его отрекомендовала, как монстра, использующего красивых и знаменитых женщин. Но тогда ее вера в их любовь еще была сильна. Изабель не сразу поверила словам подруги, а только когда ее история в точности повторила этот рассказ.
Узнав, что она беременна, будущая мама радостно сообщила об этом Дэниелю. Его реакция была оглушительной. Он исчез на всю ночь, а утром отправил ей письмо: «Собирай вещи и уезжай. Я никогда не хотел себя связывать. Я больше не хочу тебя видеть.»
Изабель пришлось уехать в Париж, где ее тоже не ждали с распростертыми объятиями. Сын ее так и не простил. Она закидывала Дэниеля письмами, на которые он не отвечал. Через девять месяцев родился маленький Гэбриель-Кейн. И Дэниель появился, но только чтобы посмотреть на сына и опять исчезнуть.
Изабель поняла, что нелюбимый в детстве никем мальчик, сам не научился никого любить и отдавать тепло. Он может только использовать любящих его. Постепенно к ней пришло понимание и даже успокоение. Видно не судьба кому-нибудь получить любовь от ее холодного Дэниеля.
Однако удары не закончились. Скоро Аджани узнала, что Дэниель женился, и даже ожидается ребенок.
Значит, она научила его любить! Вылечила от детской болезни. Но не для себя…

Письмо Саввы Морозова

"Здравствуй, дорогой друг!
С юности мы не виделись с тобой, но хорошо помню нашу душевную связь и взаимопонимание при трудных моментах. Хоть не в моих теперешних правилах писать долгие письма, но душа разрывается на части. Хочу с тобой поделиться своими мучениями, знаю, что ты поймешь и не посмеешься надо мной.
Ты, наверное, помнишь, как все хорошо складывалось у меня в Никольской мануфактуре, оставшейся в порядке от матушки. Я продолжил ее дело, став техническим директором, завез из Англии новые станки. Потом и электростанцию соорудил, прикупил химических заводиков, лесных угодий. Тогда думал лишь о приумножении капитала семьи, о технических разных штучках. Хотелось все оборудовать по-новому, чтоб мои рабочие жили и трудились с радостью в сердце.
Матушка мной была очень довольна, но присматривала за мной, чтоб из расчета не выходил.
Она и согласие дала на мой брак с Зинаидой Григорьевной, не смотря на ее прошлое с племянником моим Сергеем. Но Сергей ей никогда не нравился своей разгульностью и отсутствием долга перед семьей. А тут я со своей увлеченностью Зиночкой. Казалось, что встретил ту единственную, которую каждый ждет. Ведь какая стать: высокая, броская, большие глаза, шикарные волосы, истинная русская купчиха.
Прожили мы с Зиночкой в любви и согласии больше десяти лет. Но чувства, не так и глубокие, постепенно остыли.
Настоящий гром меня поразил позже, и связано это с моей вечной увлеченностью театром. Это была любовь с первого взгляда, даже не просто любовь, страсть. Первый раз познакомился с Марией Федоровной, когда их театр испытывал острую нужду. Ко мне обратились за материальной помощью, после отказа в ней родни московского фабриканта господина Алексеева, которого в театре все знали как Станиславского. Мария Федоровна была замужем за действительным статским советником Желябужским, в их доме собирался свет Москвы. Меня пригласили на любительский спектакль, в котором они участвовали с мужем.
Стоило только взглянуть ей в глаза, а потом и поговорить с ней, и во мне все перевернулось. Муж намного старше, и она явно им не увлечена. Исключительно умная и порядочная женщина, она не оставила в моем сердце и мыслях места никому другому.
С того момента как будто потерял власть над собой. Мне все мои миллионы хотелось предложить ей на создание ее мечты - Художественного театра. Я нашел удобное здание в Камергерском переулке, целые дни проводил на его строительстве.
О, мой друг, как я в ней ошибался, не замечая, что она относится к моим жертвам с легким смешком! Ее окружали актеры, политические и всякий околотеатральный люд, и им она всегда была более рада, чем мне. А уж когда около нее появился революционный господин с псевдонимом Горький, высокий, худой, плохо воспитанный человек, и вовсе перестала меня замечать. Я, все еще желая встреч с ней, был смешон. Мария Горького считала гением, а от меня им нужны были только деньги, которые все время выпрашивали. В довершение ко всему, г. Немирович выжил меня из правления Художественного театра, которому я столько отдал.
Семья все это время страдала, но матушка настояла на моем отъезде во Францию, просто для моего спасения от этого кошмара.
И вот я здесь, и ни о чем, кроме нее, моей Марии, думать не могу.
Это тупик...
P.S. Ответа от тебя, милый друг, даже не жду. Просто надо было кому-то душу излить. В Россию и тянет, и не вернусь. Не нужен ей..."

Савва Морозов покончил с собой 13 мая 1905 года в одном из самых дорогих отелей в Каннской Ривьере. Гроб с телом был переправлен в Россию, где покойника объявили сумасшедшим, чтобы иметь возможность похоронить самоубийцу в освященной земле.
Еще в России Морозов застраховал свою жизнь на сто тысяч рублей, и полис отдал Марии Федоровне. Шестьдесят тысяч она пустила на нужды партии, а остальные покрыли ее долги. Они вместе с Горьким уехали в Америку, потом жили на Капри. Женщина, ставшая проклятьем Саввы Морозова, превратилась в тень писателя Горького.